Мэри в порядке. Она надевает платье, чистое, отглаженное, длинное, чтобы закрывало синяки от худобы на руках и ногах, расчёсывает гребнем кудрявые волосы, после чего завитки начинают напоминать огромную копну пуха на голове, и приходится немного смочить их водой, чтобы иметь возможность собрать хотя бы обычный хвост. Но ногах — кеды, Мэри только недавно научилась снова их завязывать, до этого как-то не выходило, не получалось, словно этот навык стерся из её памяти так же, как и все остальные воспоминания. Газета на столе повествует о том, что последний месяц зимы наконец-то наступил, об этом свидетельствует и пасмурное небо, едва пропускающее сегодня солнечные лучи, и хлопья снега, медленно опускающиеся на каменные дороги Лондона, и даже морозный ветер, протискивающийся сквозь приоткрытую форточку второго этажа. Мэри не помнит, что раньше была невероятно теплолюбивым человеком, часто носила свитера и всегда старалась сесть как можно ближе к камину, но сейчас многое изменилось, ей гораздо комфортнее, когда вокруг холод, когда губы и руки почти синеют, кожа покрывается чередой мелких мурашек, а из приоткрытых губ вылетает белый пар, который тут же растворяется в комнате. И пусть при такой температуре легко подцепить воспаление легких, Мэри плевать. В тепле тяжело дышать, почти невозможно, горячий воздух словно прожигает изнутри все внутренние органы, и от этого адски хочется открыть в доме все имеющиеся окна и двери, лишь бы вновь почувствовать мурашки на теле и увидеть, как пальцы бледнеют от немоты. Тепло, оно для других. Для тех, кто обнимается при встрече, чтобы ощутить жар, исходящий от другого человека, кто чувствует счастье, когда мелкие солнечные зайчики пробегаются по лицу или когда комната, наполненная толпой людей становится все теплее и теплее от того, что все друг друга перебивают и никак не могут наговориться. Для живых. Она — не живая. Уже давно.

Мэри в порядке. Она идёт на кухню, где Маркус ставит перед ней самолично приготовленный омлет, выглядящий не особо презентабельно, но выбирать не приходится. Ладони крепко сжимают вилку, нож ей не особо доверяют из-за вечно трясущихся рук, а потому обед приходится ломать самостоятельно. Мэри так и делает. Сосредоточенно надавливает своим маленьким оружием на несчастное содержимое тарелки, и так увлекается, что не замечает, как спустя пару минут оно начинает напоминать кашу. Парочка кусочков — единственное, что отправляется в рот. Вкусно, но есть совсем не хочется. Маркус не замечает, он рассказывает что-то о матери и о том, как она готовила нечто подобное по утрам, когда они были маленькими, но Мэри его почти не слушает, потому что для неё эти истории — пустой звук. Брат сильно обеспокоен её состоянием, он постоянно пытается напомнить ей о прошлом, забивает голову кучей историй, которые надо запомнить, но они вылетают из головы, стоит девушке только переключиться на что-нибудь другое. Это давит. Душит. Заставляет чувствовать огромный пласт вины, потому что его взгляд, такой беспокойный и заботливый, никак её не трогает.  За время, которое Макдональд провела в палате, она привыкла к собственному одиночеству. Ей в нём комфортно купаться, как в масле, можно расставить все мысли по полочкам или наоборот ни о чем не думать, что еще приятнее. Маркус ставит на стол бутылек с каким-то лекарственным зельем, и Мэри послушно его выпивает, даже ни о чем не спрашивая. Это привычка. Надо — значит, надо, пусть и первые часы после приёма она будет ощущать невероятную слабость.

Мэри в порядке. Чувство легкого опьянения приходит почти сразу, взгляд размывается и хочется поскорее выйти на улицу, чтобы ощутить, как холодный воздух окутывает тело с ног до головы. Маркус против. Сегодня он — её нянька, и его смена, пожалуй, самая тяжелая, потому что, в отличие от всех остальных, забота старшего брата ощущается буквально петлей на шее. Только сегодня не тот день, когда Макдональд хочется слепо подчиняться. Ей нужно побыть одной хотя бы пару часов, потому что находится дома становится болезненно невыносимо, её почти мутит то ли от зелья, то ли от разговоров про прошлое, поэтому она вскакивает из-за стола, совершенно забыв про обед, и быстрым шагом направляется на первый этаж. Магазин сейчас открывается редко, разве что в те моменты, когда у отца или у Фина находится время встать за прилавок. Тогда здесь становится так много народа, что Мэри закрывается в своей комнате, лишь бы не слышать гул вечно мечущихся покупателей. От звуков в доме сложно спрятаться, стены тонкие, а заклинания накладывать нет никакого смысла, лучше иметь возможность слышать на втором этаже то, что происходит снизу. Потому девушке часто кажется, что все люди, так яростно спорящие по поводу метел, живут у неё в голове. Она прячется под одеялом, закрывается подушкой, но это слабо помогает, так что в рабочие дни она просто послушно пьет лекарство и проваливается в сон до самого вечера. Сегодня же здесь пусто. Витрины завешаны, а на двери висит деревянная табличка "Закрыто", ясно повествующая о том, что сегодня купить новую перчатку для загонщика точно не получится. Мэри потихоньку начинала перечитывать книжки, стоящие в её шкафу, и достаточно весомая часть из них была посвящена квиддичу, но, увы, увидеть игру ей пока еще не приходилось, а потому она лишь в теории представляла, как на самом деле используются все эти достаточно странные предметы.

Мэри в порядке. Она решительна в своем стремлении выйти на улицу, а потому, накидывая пальто на плечи, кричит Маркусу, чтобы он оставил её в покое. Из груди вырывается лишь хрип, но и этого достаточно, потому что уже через секунду дверь магазина громко захлопывается снаружи, оставляя привычный в последнее время мир Мэри позади. Вокруг толпы людей, они ходят от прилавка к прилавку, что-то обсуждая, споря, декларируя, откуда-то из соседних магазинов слышно щебетание птиц и фырканье каких-то мелких животных, колеса от тележек для товаров противно скрипят по уличной щебенке. Слишком громко. Слишком душно. Слишком много "слишком". Мэри в порядке. Мэри в порядке. Мэри в порядке.

Мэри не в порядке. Уже через пару минут дверь магазина вновь захлопывается, но уже тише и изнутри. Макдональд так и не смогла сделать шаг на улицу, всё перед глазами начало плыть, пугать и нападать на неё, словно нечто чуждое и опасное, а потому захотелось вновь забиться в собственную нору. Легкие болезненно сжимались, глаза слезились, а ноги подкашивались, так что идти приходилось, цепляясь руками за все имеющиеся вокруг поверхности, включая прилавки, витрины и стены. Так и приходит смерть, да? От того, что стоит просто сделать шаг на улицу? Мэри чувствовала стук собственного сердца в груди, в ушах, в горле, будто в ней было миллион сердец и все они просились наружу, тянули в разные стороны, готовые взорваться в любой момент, как огромная часовая бомба. Капельки пота катились со лба, смешивались со слезами и текли дальше, оставляя на пухлых губах едва заметный соленый привкус. Все вокруг кружилось, как если бы Мэри засунули в бочку и спустили с горы, она не понимала происходящего, не принимала его, хотелось просто обычного спокойствия и тишины. Позвать на помощь не было никакой возможности, крик застрял в гортани камнем, и едва позволял дышать, так что девушка просто беззвучно открывала и закрывала рот, словно рыба, только что выброшенная на сушу. Мэри даже не заметила, как задела рукой свечу, стоящую на прилавке, как та покатилась по полу и остановилась у противоположной стены, от чего низ штор заполыхал мелким пламенем. Она ничего не видела, а даже если видела, не поняла случившегося, потому что тело уже не держало равновесие и двигаться вперед приходилось ползком, хотя дороги Мэри уже не разбирала. Она нашла единственное безопасное место, прямиком под прилавком и забилась в него, почти напуганная маленькая мышь, убегающая от охотника, только вот охотника не существует, он воображаемый и живет где-то в подкорке сознания, так что сколько не прячься — все равно не поможет. Мэри обнимает колени и упирается в них лицом, качаясь из стороны в сторону, она не замечает, как огонь поднимается вверх, как он переползает на гардину, как дым окутывает помещение, а Маркус выбегает через главный вход, закрывая рот рукавом. В ситуации есть свои плюсы, дым проникает в легкие, успокаивает, усыпляет, и девушка даже не замечает, как её постепенно тянет в блаженный сон, такой сладкий, что хотелось бы утопать в нем вечно. Как же приятно... Мэри в порядке.